А. П. Чехов известен большинству читателей как автор небольших рассказов, однако есть у него и повести. «Степь» написана им в 1888 году специально для толстого литературного журнала «Северный вестник» по просьбе его редактора Н. К. Михайловского и постоянного автора В. Г. Короленко. Однако привычка сочинять один за другим мелкие рассказы сказалась и на крупной форме: «Степь» являет собою череду эпизодов, картинок и персонажей, которых встречает по пути главный герой – мальчик Егорушка. Вот как самокритично высказывается об этом сам Чехов в письме к Короленко: «С Вашего дружеского совета я начал маленькую повестушку для “Северного вестника”. Для почина взялся описать степь, степных людей и то, что я пережил в степи. Тема хорошая, пишется весело, но, к несчастью, от непривычки писать длинно, от страха написать лишнее я впадаю в крайность: каждая страница выходит компактной, как маленький рассказ, картины громоздятся, теснятся и, заслоняя друг друга, губят общее впечатление. В результате получается не картина, в которой все частности, как звезды на небе, слились в одно общее, а конспект, сухой перечень впечатлений. Пишущий, например Вы, поймет меня, читатель же соскучится и плюнет».
Читатели действительно заметили необычное построение повести. В частности, П. Н. Островский педантично указывал Чехову на вышеупомянутую особенность: «Ваш рассказ произвел на меня впечатление большого полотна, зарисованного маленькими картинами». Однако своеобразие композиции не стало преградой для того, чтобы получить от произведения истинное удовольствие. На самом деле, одно другому не противоречит – и в череде рисуемых Чеховым картин заключается особое очарование этого произведения: перед глазами читателей предстаёт тревожная романтика дороги, бескрайних просторов, случайных встреч. Словно степь – это символ самой жизни: дороги разбегаются во все стороны, однако ты движешься по какой-то одной из них, встречаешь разных людей, становишься свидетелем разных событий: иногда объективно важных, а иногда – совсем незначительных, но почему-то всё равно сберегаемых в памяти.
Н. К. Михайловский оказался вполне доволен реализацией своего заказа, даже несмотря на некоторую неловкость Чехова в жанре крупной прозы: «Читая, я точно видел силача, который идет по дороге, сам не зная куда и зачем, так, кости разминает, и, не сознавая своей огромной силы, просто не думая об ней, то росточек сорвет, то дерево с корнем вырвет, все с одинаковою легкостью и даже разницы между этими действиями не чувствует. Много Вам от Бога дано, Антон Павлович, много и спросится». Чехов, как человек умный и критически относящийся к себе, осознаёт свои писательские силы и не стесняется в масштабах выбранной темы.
С первого взгляда сюжет довольно прост: девятилетний мальчик Егорушка едет по степи, встречая разных случайных людей, наблюдая природные явления и с тревогой ожидая, что его ждёт впереди. Мы видим главного героя повести в переломный момент его жизни: не спросив его желания, его везут в другой город, чтобы отдать на учёбу в гимназию. Это, конечно, на благо подрастающему человеку: образование всегда даёт больше возможностей, тем более оно даёт немало преимуществ, пока ещё не является обязательным для всех, как в дореволюционной России. Однако новая жизнь означает решительный и бесповоротный разрыв с жизнью прежней: маленький мальчик остаётся в чужом городе без родителей, только с маминой подругой, которую он в первый раз видит. В родном городе у него наверняка остались друзья, любимые места и вещи, игры, да вся его жизнь. И мальчик вроде мысленно соглашается, что всё к лучшему, но грусть о прошлом и тревога о будущем сопровождают его в его трудном пути. Трудном в духовном плане, ведь в буквальном смысле его путь совсем прост: лежи себе на возу и подрёмывай от безделья, пока тебя везут к месту назначения. И это тоже символично: иногда бурный поток событий просто увлекает тебя помимо твоей воли, и нужно набраться смелости, чтобы принять перемены. В детстве такое случается особенно часто, ведь многое за ребёнка решают родители, и маленькому человеку приходится проявлять стойкость, на какую даже взрослые не всегда способны.
Кульминационным моментом повести является описание грозы: страшной и неотвратимой, от которой не спрячешься и не убежишь, ведь ты посреди степи как на ладони перед бушующей стихией. Гроза становится наглядной материализацией тревоги Егорушки, ведь тихая и даже скучная поездка по степи может быть в его жизни затишьем перед бурей, и неизвестно, что принесёт с собой эта буря. «Егорушка стоял на коленях или, вернее, сидел на сапогах. <…> Он принял прежнюю позу, выставил колени под дождь и стал думать, что делать, как поправить в потемках невидимую рогожу. Но руки его были уже мокры, в рукава и за воротник текла вода, лопатки зябли. И он решил ничего не делать, а сидеть неподвижно и ждать, когда всё кончится», – в этом эпизоде мы видим бессилие маленького человека что-либо сделать с мощными силами самой жизни, обрушивающимися на него. Мы видим страх и смирение перед судьбой – но одновременно и проявление личной воли мальчика, его поиски решения и его сознательный выбор. Как древнегреческий герой трагедии, который не в силах изменить волю богов, но и не желает сдаваться без боя, принимая неизбежное достойно и тем самым завоёвывая уважение читателя. Так же и Егорушка: он пытается минимизировать вред от стихии: прикрыться рогожкой, обратиться в молитве к всевышним силам, в конце концов – затаиться и выждать конца бури. Это был его личный поиск решения, так как сопровождающие не слышали, когда он звал их, и не смогли помочь, поддержать.
«Раньше молнии были только страшны, при таком же громе они представлялись зловещими. Их колдовской свет проникал сквозь закрытые веки и холодом разливался по всему телу. Что сделать, чтобы не видеть их? Егорушка решил обернуться лицом назад. Осторожно, как будто бы боясь, что за ним наблюдают, он стал на четвереньки и, скользя ладонями по мокрому тюку, повернулся назад. <…> Глаза опять нечаянно открылись, и Егорушка увидел новую опасность: за возом шли три громадных великана с длинными пиками». Мы видим, что стремление найти поддержку в прошлом не оправдывает надежд Егорушки. Собственная фантазия рисует ему зловещих великанов, как бы говоря, что призраки прошлого «быть может, шли за обозом не для того, чтобы причинить вред, но все-таки в их близости было что-то ужасное». И Егорушка смело обращает свой взор вперёд, в неизвестность.
В произведениях мировой литературы природа традиционно помогает выражать мысли и чувства персонажей: начиная ещё с устного народного творчества. Однако у Чехова степь не только зеркало внутреннего мира героя, но и сама по себе – полноправный герой повести, ведь недаром именно слово «Степь» вынесено в заглавие самого произведения. Это не просто мёртвый задний план, на фоне которого происходят по-настоящему важные события, – скорее наоборот: самые заурядные, бытовые происшествия помогают постепенно раскрыть всеобъемлющий образ степи, который пронизывает всё произведение. Он и на фоне, и на переднем плане, и в глубине души людей, в их словах и движениях. Степь в книге вездесуща, как воздух, связующий всё на нашей планете, который на первый взгляд может тоже показаться лишь фоном для происходящих событий, – на деле же без него в принципе не будет никаких событий, не будет самой жизни. Стоит обратить внимание на то, в какой очерёдности перечисляет содержимое повести сам автор, например, в том же письме к Короленко, которое уже цитировалось выше: «Для почина взялся описать степь, степных людей и то, что я пережил в степи». А вот как он пишет Я. П. Полонскому: «В небольшой повести я изображаю степь, степных людей, птиц, ночи, грозы и проч.». Мы можем сделать вывод: главной фигурой повести является именно сама степь, а ситуации и человеческие судьбы, впаянные в многоликий образ степи, лишь помогают раскрыть её подлинное величие.
Не зря текст насыщен олицетворениями как художественным приёмом. Выжженная солнцем трава грустит и жалеет себя, вода бежит по земле весёлая, «обманутая степь приняла свой унылый июльский вид», а «загорелые холмы» оцепенели от тоски. Причём не только природные элементы принимают очеловеченный облик, но и люди являются частью природы, вставая в один ряд с растениями и животными: графиня Драницкая напоминает Егорушке стройный, одинокий тополь, который он встретил по дороге, Соломон Мойсеич походит на ощипанную птицу, жена Мойсея Мойсеича разговаривает индюшечьим голоском, Константин называет свою жену сорокой.
Планируя написать повесть, Чехов в 1887 году совершил поездку по Приазовью, чтобы освежить свои воспоминания о степных просторах, которые когда-то произвели на маленького Антошу неизгладимое впечатление, ведь его детство и юность прошли в Таганроге. «Пока писал, я чувствовал, что пахло около меня летом и степью. Хорошо бы туда поехать!» – делится своими эмоциями Чехов в письме к А. Н. Плещееву. И там же: «Моя “Степь” похожа не на повесть, а на степную энциклопедию». Писатель настолько глубоко погрузился в свои ощущения и настолько живо передал их, что перед читателями теперь тоже встаёт степь во всём своём великолепии: полная красок, звуков и запахов. Автор в подробных описаниях задействует все органы чувств: читатель не только видит воочию нарисованные автором картины, но и слышит множество звуков, чувствует запахи, ощущает под пальцами жёсткую сухую траву и даже, кажется, воспринимает на вкус густой, ароматный воздух. Вот почему нам так легко при чтении воссоздать в своей голове многоликий образ степи.
«Едва зайдет солнце и землю окутает мгла, как дневная тоска забыта, всё прощено, и степь легко вздыхает широкою грудью. Как будто от того, что траве не видно в потемках своей старости, в ней поднимается веселая, молодая трескотня, какой не бывает днем; треск, подсвистыванье, царапанье, степные басы, тенора и дисканты – всё мешается в непрерывный, монотонный гул, под который хорошо вспоминать и грустить. Однообразная трескотня убаюкивает, как колыбельная песня; едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик неуснувшей птицы, или раздается неопределенный звук, похожий на чей-то голос, вроде удивленного «а-а!», и дремота опускает веки. А то, бывало, едешь мимо балочки, где есть кусты, и слышишь, как птица, которую степняки зовут сплюком, кому-то кричит: «Сплю! сплю! сплю!», а другая хохочет или заливается истерическим плачем – это сова. Для кого они кричат и кто их слушает на этой равнине, бог их знает, но в крике их много грусти и жалобы… Пахнет сеном, высушенной травой и запоздалыми цветами, но запах густ, сладко-приторен и нежен».
Такой текст действительно заслуживает зваться степной энциклопедией: автор упоминает конкретные названия животных и их повадки, виды растений и их особенности, с ювелирной точностью из всего многообразия русского языка выбирая наиболее яркие слова, чтобы их описать. Восхищение взрослого человека (автора), оперирующего сложными терминами, в повествовании время от времени перемежается восхищением ребёнка (Егорушки), который не умеет настолько же чётко сформулировать, что именно предстаёт перед его взором, однако и он до глубины души поражён буйным величием природы: «Сквозь мглу видно всё, но трудно разобрать цвет и очертания предметов. Всё представляется не тем, что оно есть. Едешь и вдруг видишь, впереди у самой дороги стоит силуэт, похожий на монаха; он не шевелится, ждет и что-то держит в руках… Не разбойник ли это? Фигура приближается, растет, вот она поравнялась с бричкой, и вы видите, что это не человек, а одинокий куст или большой камень. Такие неподвижные, кого-то поджидающие фигуры стоят на холмах, прячутся за курганами, выглядывают из бурьяна, и все они походят на людей и внушают подозрение».
Сказочное восприятие действительности маленьким мальчиком насыщает повесть поэзией и сближает по духу с мифологическими произведениями устного народного творчества. Не зря А. Н. Плещеев так высказался о произведении в письме к Чехову: «Это такая прелесть, такая бездна поэзии, что я ничего другого сказать Вам не могу и никаких замечаний не могу сделать – кроме того, что я в безумном восторге. Это вещь захватывающая, и я предсказываю Вам большую, большую будущность».
Чехов показывает нам людей в неразрывной связи с природой. Каждый персонаж словно проверяется тем, как он относится к окружающему миру, для чего он совершает своё путешествие по степи (и по жизни), что он делает по дороге. Кузьмичов путешествует единственно ради своей выгоды: чтобы подороже продать шерсть, – об этом он думает и в дороге, и в церкви, и даже во сне. Вся духовная жизнь, все красоты мира проходят мимо него незамеченными. Отец Христофор, напротив, не спешит к какой-то узкой и конкретной цели, а умеет наслаждаться самой дорогой: любуется прекрасной живой природой, полностью отдаётся молитве, не произнося её только «для галочки», всё в жизни встречает с добродушной улыбкой. Грубый Дымов убивает безобидного ужа, и его за это осуждают: говорят, что он поступил плохо от своей глупости, необразованности. Искренний Константин, который от всей души любит свою жену, появляется из ночной степи и растворяется потом в ней же: он находится в гармонии с природой, его поведение естественно и продиктовано любовью. У Егорушки жизненный путь только начинается – как же он поведёт себя на этом пути? Пока что у мальчика чуткая натура: он добрый, остро переживает несправедливость, умеет видеть красоту и обладает богатым воображением. Если он не растеряет всё это по дороге, то сможет вырасти гармоничным человеком.
Бескрайняя степь у Чехова – это символ судьбы не только каждого конкретного человека, но и всей России, прекрасной в своём величии. Автор показывает, что в нашей стране есть все условия, чтобы жить полноценно, что здесь всегда есть место, где созреть и развернуться великим людям: как в большом водоёме рыба может вырасти более крупной, так и бескрайние, как степь, возможности словно ждут появления выдающихся людей. Не зря в наших сказках и былинах через века передаётся образ сверхъестественно огромного богатыря – не злобного великана-людоеда, а мощного и справедливого защитника земли родной. «Что-то необыкновенно широкое, размашистое и богатырское тянулось по степи вместо дороги; то была серая полоса, хорошо выезженная и покрытая пылью, как все дороги, но шириною в несколько десятков сажен. Своим простором она возбудила в Егорушке недоумение и навела его на сказочные мысли. Кто по ней ездит? Кому нужен такой простор? Непонятно и странно. Можно, в самом деле, подумать, что на Руси еще не перевелись громадные, широко шагающие люди, вроде Ильи Муромца и Соловья Разбойника, и что еще не вымерли богатырские кони. Егорушка, взглянув на дорогу, вообразил штук шесть высоких, рядом скачущих колесниц, вроде тех, какие он видывал на рисунках в священной истории; заложены эти колесницы в шестерки диких, бешеных лошадей и своими высокими колесами поднимают до неба облака пыли, а лошадьми правят люди, какие могут сниться или вырастать в сказочных мыслях. И как бы эти фигуры были к лицу степи и дороге, если бы они существовали!»
Где же эти богатыри, если нет для их появления никаких препятствий? Преграды, как обычно, только в головах самих людей: в их привычке жить своей маленькой жизнью, путешествуя из одной точки в другую, не поднимая взгляда на всё обширное поле возможностей. «Русский человек любит вспоминать, но не любит жить; Егорушка еще не знал этого, и, прежде чем каша была съедена, он уж глубоко верил, что вокруг котла сидят люди, оскорбленные и обиженные судьбой. Пантелей рассказывал, что в былое время, когда еще не было железных дорог, он ходил с обозами в Москву и в Нижний, зарабатывал так много, что некуда было девать денег. А какие в то время были купцы, какая рыба, как всё было дешево! Теперь же дороги стали короче, купцы скупее, народ беднее, хлеб дороже, всё измельчало и сузилось до крайности».
Пожалуй, людей даже пугает, когда возможностей слишком много, ведь выбирать – это трудно, нужно набираться решимости и принимать на себя ответственность за свой выбор. Не каждому по плечу сильные поступки; возможно, именно поэтому люди невольно стараются сузить свои горизонты. В письме Д. В. Григоровичу в связи с отправкой «Степи» в печать Чехов пишет: «В 3ападной Европе люди погибают оттого, что жить тесно и душно, у нас же оттого, что жить просторно… Простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться…». Однако, как однажды высказался сам Чехов о своих персонажах: «Человек должен быть не «маленьким» и не «лишним», не чиновником, не унтером, не попрыгуньей, не душечкой, не Ионычем, а Человеком». Учиться свободе выбора всё-таки нужно, иначе зачем вообще жить? Прячась от ответственности, боясь сделать смелый шаг, человек хоронит себя под ворохом бытовых мелочей: они незначительные, но их очень много, и все силы человеческие распыляются на них вместо того чтобы сделать что-то действительно стоящее.
В этом состоит вечная «тихая трагедия» чеховских героев: неумение обычного, заурядного человека увидеть всё то прекрасное в жизни, что лежит, казалось бы, прямо перед его глазами. Если спросить человека, что главное в жизни, то он легко может перечислить: любовь, дружба, способность мыслить и сопереживать, помогать ближним, наслаждаться красотой и бороться с несправедливостью. Но при этом в реальной, серой и каждодневной жизни тот же человек из раза в раз выбирает нечто малозаметное и незначительное, как будто важное подождёт, как будто жизнь бесконечна и сама приведёт его к главному. Из-за этого самое лучшее в мире может остаться совсем без зрителей – неоценённое, обессмысленное, напрасное. Парадоксальным образом самое главное чудо жизни оказывается никому не нужным.
«…и мало-помалу на память приходят степные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки и всё то, что сам сумел увидеть и постичь душою. И тогда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах и курганах, в глубоком небе, в лунном свете, в полете ночной птицы, во всем, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни; душа дает отклик прекрасной, суровой родине, и хочется лететь над степью вместе с ночной птицей. И в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь напряжение и тоску, как будто степь сознает, что она одинока, что богатство ее и вдохновение гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные, и сквозь радостный гул слышишь ее тоскливый, безнадежный призыв: певца! певца!»
Чеховская степь, как сама жизнь, жаждет появления богатырей и легендарных сказителей, способных оценить по достоинству её красоту, воспеть её жизненную силу и показать другим людям, не способным увидеть самостоятельно. Будем надеяться, что одним из сказителей нового времени стал сам Антон Павлович Чехов – и каждый, кто прочтёт его повесть «Степь», задумается о чём-то своём, личном и задушевном, естественном и прекрасном. И хорошего в мире станет хоть немного, да больше.
Спасибо за такую подробную и интересную статью! Чехов – писатель на все времена!
А мы в школе не проходили такое произведение Чехова. Надо будет попробовать почитать.